Тайны анатомии - Страница 28

– Это, наверное, очень важно, – сказал Макс. – Предположим, Тело оказалось в крайне опасном положении, а благодаря им оно получит дополнительную энергию, чтобы защищаться или убежать поскорее. Иначе для чего бы Мозг объявлял боевую тревогу?

– Так-то оно так, – вздохнул нейрон, – но Мозг тоже способен на дурацкие ошибки. Воображению вдруг что-то мерещится, и оно без лишних размышлений объявляет боевую тревогу, ну и взбудораживает все Тело, прежде чем мы успеваем разобраться, что ровным счетом ничего не случилось.

– Наверное, то же самое происходит, когда читаешь страшную книгу или смотришь страшный фильм: знаешь, что на самом деле ничего этого нет, а сердце колотится и в коленках такая слабость! – сказала Молли. – Я даже вся покрываюсь гусиной кожей!

– Это мой напарник валяет дурака, а другие расхлебывай! Кому она нужна, эта гусиная кожа!

– А где сейчас ваш напарник? – спросил Макс.

– Вон там, в надпочечниках. Наверняка спит непробудным сном.

– А можно пойти его повидать? Боевые тревоги – они нас очень интересуют.

– Конечно. Идите вдоль вот этого нервного волоконца. Ну, а мне пора опять за работу.

– А далеко идти?

– Нет. Надпочечники венчают почки. Их и отсюда видно.

Действительно, почки, словно две темно-красные горы, вздымались по обеим сторонам позвоночника.

– А на почках будто шляпы надеты! – заметила Молли. – Вы ведь про те беловатые горбы говорите?

– Вот именно.

Близнецы пошли туда. Бакстер бежал за ними, то и дело напрыгивая на что-то невидимое.

– Почему ты сказал, что мы интересуемся боевыми тревогами? – спросила Молли на полдороге. Макс ответил не сразу.

– Мне пришло в голову, что повсюду, куда мы попадали, случалось что-то катастрофическое: в глазу – молния, в ухе – гром. Даже рука могла задвигаться в связи с какой-то опасностью. Почему? Спинной Мозг реагировал на боль или Тело – на что-нибудь Снаружи? На что-то настоящее.

– Или воображаемое, – возразила Молли. – Но в таком случае время почти стоит на месте. Ведь все эти реакции обычно следуют друг за другом мгновенно.

– Я как раз об этом и подумал. Может, мы такие малюсенькие, что время для нас стало другим? Здешнее сердце бьется куда реже моего. И реакции следовали одна за другой в логичной последовательности. Сначала видишь молнию, а уж потом слышишь гром. И если испугаешься, то вскинешь руку, но не совсем сразу… Это, конечно, только мои догадки.

– Ага, поняла! Ты думаешь, что нейрон из особого отряда сможет нам что-то объяснить. А мне даже в голову не пришло!

– Будем надеяться, что нам повезет…

– Повезет, повезет!

Надпочечник оказался целым холмом клеток, занятых производством гормонов. Всю железу пронизывали капилляры и нервы. Близнецы лавировали между ними, пока не отыскали рекомендованный им нейрон. Он крепко спал.

– Парасимпатический нейрон не ошибся, – вздохнула Молли. – Спит как убитый. Какая уж от него помощь!

– Попробуем все-таки его разбудить, – сказал Макс и подергал нервное волоконце. Но нейрон только всхрапнул, пробурчал что-то невнятное и заснул еще крепче, сладко посапывая. Макс поглядел по сторонам. – Но, может, соседние клетки что-нибудь о нем знают? Они же прямо в него упираются!

Глава двенадцатая

Вокруг внушительным рядом стояли высокие узкие клетки, безмолвно наблюдая за происходящим. Они были одеты в тонкую прозрачную пленку, кое-где пронизанную порами. Внутри питательные вещества, окисляясь, сгорали в химических печах и отбрасывали красноватые отблески. Там же беспорядочно толклись какие-то капельки и неясные фигуры.

– Кхе-кхе! – кашлянул Макс, подходя к ближайшей клетке. – Я вам не помешаю?

– Нисколько, – ответила клетка. – Мое тело само со всем справляется. К тому же в мирное время тут вообще ничего не случается и мне нечего делать – только вырабатывать свою норму гормона и упаковывать его. Взгляните вверх – и увидите, что там полным-полно капелек. Это и есть мой готовый продукт, адреналин. По боевой тревоге я выбрасываю его в капилляры, сразу весь. – Верхний конец клетки был действительно занят то ли каплями, то ли пузырьками. Ниже по краям чего-то непонятного, похожего на причудливый цветок, вздувались мелкие капельки, затем они росли, отрывались и поднимались вверх. – Это мой комплекс Гольджи, – объяснила клетка. – Он собирает вещество, которое я произвожу, в транспортировочные пузыри. Мой отдел упаковки, попросту говоря.

– А как вы вырабатываете свою продукцию? – спросила Молли, вглядываясь в толчею за оболочкой клетки.

– Видите мою цитоплазму? Мои внутренности? И мою эндоплазматическую сеть – настоящий лабиринт из стенок и каналов? И рибосомы… ну, черные пятнышки по стенкам? Вот они-то и изготовляют гормон, а потом отправляют его в комплекс Гольджи.

Теперь близнецы разглядели сложный узор перегородочек, окружающий внушительное центральное ядро клетки.

– Эта ваша сеть похожа на смятый кусок волнистого картона, – сказала Молли, и добавила, указывая на тысячи черных прикрепленных к сети пятнышек: – А рибосомы облепляют его, как ракушки.