Тайны анатомии - Страница 18

Внутренняя поверхность глаза вокруг них была устлана ровным оранжевым ковром. Кровеносные сосуды веером расходились от того места, где они стояли. Под сосудами, пронизывая ковер, во все стороны разбегались аксоны. Бакстер настороженно подобрался и, подергивая хвостом, внимательно следил за световыми узорами. Потом прицелился и прыгнул на скользящее яркое пятнышко. Приподняв лапу, он заглянул под нее. Ничего! Пятнышко уже танцевало у него между ушами.

– Уймите его! – забеспокоился Вольняшка. – Тут не место для глупой возни.

– Попробуйте втолковать это Бакстеру, – засмеялся Макс, но коту уже надоела бесплодная охота, и он свернулся клубком, собираясь вздремнуть.

Колбочки

Молли пошла дальше за своим аксоном, как вдруг он нырнул в глубину.

– Поглядите! В ковре стоят бутылочки… Их тут миллионы, и все прижаты одна к другой.

– Во-первых, это не ковер, а сетчатка, – поправил ее Вольняшка. – И во-вторых, это никакие не бутылочки, а клетки, воспринимающие свет и цвет. Палочки и колбочки. – Он подлетел к ней, и один его палец повис вниз указательной каплей. – Вот это место, прямо против центра хрусталика, называется желтым пятном.

– Тут ковер выглядит совсем не таким, как там.

– Да. Потому что здесь живут только колбочки. Место самое лучшее, культурный центр. Колбочки желтого пятна обеспечивают наиболее четкое, ясное зрение.

– Значит, когда я читаю, я использую мое желтое пятно, – предположил Макс. – Лучше всего я вижу, когда смотрю на что-то прямо.

– Да, это работают твои колбочки. И старайся, чтобы они получали побольше света. Когда им его не хватает, они палец о палец не ударят! – Вольняшка изогнулся в изящном поклоне, словно представляя их друг другу. – Жалко, конечно, что вы не можете познакомиться с ними поближе, но сквозь все эти аксоны вам не пробраться. Проникнуть туда могу только я! Только меня туда приглашают. Самый фешенебельный район в глазу… Пожалуйста, немного отойдите – вы отбрасываете тень.

– Ой, извините! – Молли попятилась, вежливо помахав рукой колбочкам. – Какие они, должно быть, умные, раз столько читают!

– Совершенно верно. Они обладают редким художественным вкусом и эрудицией. Каждая колбочка способна различать и передавать красный, синий или зеленый цвет. И вместе они пишут картины всех цветов радуги.

– А белый цвет? – спросил Макс.

– Когда нужен он, они сигналят все одновременно. Ведь белый цвет слагается из всех остальных.

– Ну, а черный как они составляют?

– Просто никто не сигналит. Черный цвет – это когда вообще свет отсутствует. – Вольняшка перевел дух и продолжал: – Колбочки – народ очень серьезный, солидный, удаляются на покой рано и никогда не засиживаются после наступления темноты. Им требуется время для отдыха и созерцания.

Макс подумал, не объяснить ли Вольняшке, что такое электрическое освещение, но решил не путать его.

Палочки

– Теперь я понимаю, почему не очень-то различаю цвета в сумерках, – сказала Молли. – Мои колбочки спят при плохом свете.

– Колбочки ни на что плохое не согласятся! Они ужасно разборчивы. Им подавай только самое лучшее, особенно здешним, в желтом пятне. У каждой колбочки есть своя личная телефонная связь с мозгом. Прямая связь! Благодаря этому они обеспечивают мозгу самое четкое и подробное изображение. Нейрон номер семь триллионов и так далее шестьсот тридцать третий получает цветовые сигналы отсюда – его цвет синий, если не ошибаюсь?

– Правильно. Я проследила его аксон до этого самого места, – ответила Молли.

Вольняшка указал на клетки желтого пятна:

– Кажется, что они спят, верно? Но они настоящие аристократки, можете мне поверить. Совсем не то, что вон те палочки, – и он кивнул на дальний край сетчатки. – Сброд неотесанный, и никакого художественного таланта. Представьте себе, палочки воображают, будто весь мир – сплошного темно-серого цвета! Стоит им возбудиться – а для этого не много нужно, – добавил он доверительным шепотом, – и они уже названивают в мозг по общим телефонам.

Изображение посылают всегда нечеткое, расплывчатое, без проработанных деталей, – одним словом, ни техники, ни сноровки.

– Что-то вроде высокочувствительной фотопленки, – заметил Макс. – Света ей много не требуется, но снимки получаются так себе, зернистые.

– Ну уж, палочки высокочувствительными не назовешь! – Вольняшка надменно задрал нос. – Откровенно говоря, они не моего круга. Я предпочитаю колбочки: вот эти близки моей чуткой художественной натуре.

– Хм! – сказала Молли и решительным шагом направилась в ту сторону, куда махнул Вольняшка.

– Куда ты? – спросил он.

– Посмотреть на палочки!

Сетчатка выгибалась все круче, и особенно далеко Молли отойти не могла, но чем больше она удалялась от желтого пятна, тем меньше ей встречалось колбочек. Зато палочек было хоть отбавляй.

– Если это они не спят по ночам, то в темноте я вижу благодаря им? – Молли оглянулась. Макс медленно побрел за ней, досадуя про себя, что не может увидеть изображение на сетчатке. Но оно было слишком слабым, да к тому же он находился прямо на нем.

Вольняшка поспешил за ними, убеждая Молли:

– В темноте ты ничего не видишь. Это невозможно. Но едва где-то забрезжит хотя бы тусклый лучик, палочки его ухватят и поднимут тарарам. Зато яркий свет и прилежные занятия не по ним: тут же засыпают от скуки. Спят весь день, а ночью просыпаются, освеженные и готовые опять шуметь. – Он многозначительно помолчал. – Теперь понимаете, почему желтое пятно не для них?